Пепел богов. Трилогия (СИ). Страница 2

— Харкиса больше нет, Курант, — мрачно заметил, сползая с лошади, воин. — Думаю, что слуги иши как раз теперь рушат его белые стены. Да что стены… Пять человек осталось от всего клана Сакува. Пять человек и… У тебя есть вода?

— И вода, и даже вино, — подтолкнул Саману, сдвинул брови над безглазыми впадинами старик. — Отчего иша ополчился на твой город?

— Кто его знает, — оперся о борт повозки воин, собрал с тента ладонью воду, мазнул ею по лицу. — Ты же помнишь, что Сакува всегда сами разбирались в своих делах?

— Как и предыдущие сто лет, — кивнул Курант. — Со времен последней Пагубы. note 1 Но гордость воинов Сакува ни одному ише не вставала поперек горла. Разве не служили в его гвардии лучшие из них?

— Всему когда-то приходит конец, — скрипнул зубами воин, принимая из рук Саманы кувшин вина. — И не только нашим малым вольностям, но и нам всем. Думаю, что гвардейцы иши, которые вышли из нашего клана, тоже мертвы. Как мертв и весь Харкис.

— Но как это случилось? — не понял Курант. — Мне всегда казалось, что славные ворота Харкиса устояли бы и перед слугами Пустоты. Можно было бы дать им отпор, а уж после уйти в горы, за горы, за Хапу, куда угодно!

— Воины иши пришли вместе со смотрителем, — опустил голову воин. — Ты знаешь закон, Курант. Если не открыть ворота смотрителю, может наступить новая Пагуба. Для всего Текана. Лучше открыть смотрителю, чем увидеть под стенами города проклятое воинство. Хотя теперь-то уж… Но и ворота Харкиса считались крепкими только потому, что никто не испытывал их прочность. И слуги Пустоты в том числе, да хранит их она за своими багровыми стенами.

Воин передал кувшин ближайшему всаднику и отер губы рукавом.

— Три дня назад старший смотритель Текана вошел в город с отрядом стражи, — начал он короткий рассказ. — Наш урай вышел навстречу ему с обнаженной головой, как требует закон. Но смотритель не стал говорить с ним. Он поднял руку, и стражники расстреляли урая вместе с его свитой. Те, кто выжил после первого залпа, обнажили мечи, но в ворота уже входили новые отряды стражи. Они убивали всех. Да, мы сражались! Но на каждого нашего воина приходилось трое стражников властителя. И половина из них была с ружьями! Мы положили на улицах Харкиса не менее тысячи гвардейцев иши, но нас было слишком мало. И теперь не осталось никого. Ни мужчин, ни женщин, ни детей… Почти никого.

— Как в Араи, — пробормотал Курант.

— Не понял, — обернулся двинувшийся уже к коню воин.

— Его теперь называют проклятым городом, — сказал старик, теребя мочки ушей. — Много лет назад смотритель пришел туда якобы для того, чтобы покарать нечестивцев, которые придумали себе богов и начали им молиться. Но горожане убили смотрителя. И тогда началась последняя Пагуба. Для всего Текана. Она была длинной. Полгода слуги Пустоты увлажняли землю Салпы человеческой кровью. Кстати, ворота Араи не устояли против них. Но воины клана Крови сражались даже с посланниками Пустоты. Безуспешно, впрочем…

— Мы не придумывали себе богов, — горько заметил воин. — Мы не нарушали законов иши и не оскорбляли ни Пустоту, ни властителя. И были готовы выполнить любое требование смотрителя. Или почти любое. Ладно, что теперь… нам нужно спешить.

— Что же вы хотите найти там? — спросил Курант, махнув рукой за спину. — Перевал трудно пройти. Я едва успел перебраться на эту сторону. Сейчас наверху лед.

— Мы пройдем, — напряг скулы воин. — Наши кони устали, но на два десятка лиг их еще хватит. Мы ищем защиты у мудрецов Парнса. Говорят, даже иша склоняет голову перед их мудростью.

— Разве воин ищет защиты? — спросил Курант.

— Не для себя, — отрезал старшина.

— Вот как? — вытянул шею старик и снова замер, выставив ухо навстречу стихающему ветру. — Вы не успеете. Ведь вы спешите не просто так? Ваши преследователи уже близко. В полутора лигах. Я слышу их коней. Они стерегутся, идут медленно, но уверенно. И их кони свежи. Они будут здесь через четверть часа.

— Проклятье! — Воин оглянулся на спутников. — Ловчие иши. Я надеялся, что мы обогнали их на половину дня. Ты можешь их задержать, старик? Два года назад урай клана Сакува щедро вознаградил тебя за представление.

— Теперь я должен заплатить за его щедрость собственной жизнью? — помрачнел Курант. — И жизнью жены и двух пригретых мною сирот? Ты предлагаешь перегородить дорогу цирковым балаганом? Нет ли какой-то более посильной платы?

— Есть, — оживился воин и негромко свистнул. — Будь я болен до конца своих дней, есть.

К повозке подъехал один из всадников. Перед ним на лошади замерла маленькая фигура.

— Вот. — Воин подхватил здоровой рукой крохотного седока и поставил его перед повозкой. — Я хорошо помню твой балаган, Курант. Ты не только отлично фехтовал, не имея глаз. Ты еще показывал разные фокусы, к примеру, прятал человека в сундуке, да так, что сундук потом оказывался пустым. Спрячь этого малыша, он не заслуживает смерти.

— А вы пятеро заслуживаете? — сдвинул брови Курант.

— Открою тебе тайну. — Старшина понизил голос. — Это внук урая Сакува. Последний из гордого клана. Последний из клана Зрячих. Ему всего шесть лет. Его мать перед смертью приказала нам спасти мальчишку. Только поэтому я здесь, иначе бы я умер в своем городе!

— Но… — Старик нахмурился.

— Курант… — Самана стиснула мужа за локоть. — Он крохотный. Меньше Неги.

— Я слышал, что когда-то ты был воином, Курант? — с надеждой спросил старшина. — Бывших воинов не бывает. Да, воины не ищут защиты, но только воины могут защитить. Спасешь парня?

— Подожди, — раздраженно поднял руку Курант. — У нас еще есть несколько минут. Разве дочь вашего урая вышла замуж? Я ничего не слышал об этом.

— Этот ребенок рожден вне брака, — процедил сквозь зубы старшина, — но в нем все равно течет кровь рода Харти.

— Кто его отец? — недовольно обронил Курант, ощупывая сухими пальцами платок, которым было закутано лицо малыша.

— Тайна умерла вместе с матерью, — расправил плечи воин. — Запомни имя, балаганщик. Мальчика зовут Кир Харти. Он еще мал, но его духу могли бы позавидовать некоторые воины. Он был ранен, но не дал воли слезам. Ни одной жалобы мы не услышали от него за последние дни.

— Ладно. — Старик переплел пальцы, хрустнул суставами. — Самана, раздевай парня. Живо. Снимай с него все, и белье тоже. Старшина, ты не дойдешь до Парнса, но, если для тебя важно, чтобы мальчишка остался жив, бери его одежду и поторопись к дорожному алтарю. Он в трех лигах отсюда. Я чувствовал запах тления, мой приемыш бегал посмотреть, сказал, что на погребальном костре лежат двое путников — один из них ребенок лет семи. Пламя под несчастными было залито дождем. На дне пропасти ревет между острых камней речка, которую кличут Бешеной. Ты понимаешь, что нужно сделать, да простят меня мои предки?

— Поспешим! — крикнул воин, садясь в седло.

Через минуту последний воин из клана Сакува исчез за следующим поворотом дороги. Еще через десять минут двадцать пять ловчих иши, остановив повозку старого циркача, перетряхнули все сундуки и мешки, грубо облапали жену старика и малолетнюю девчонку, а затем продолжили преследование беглецов. Через час солнце все-таки выглянуло ненадолго, чтобы осветить холодные камни, и Харас завел повозку на крохотную площадку с мокрым кострищем, где высился древний, покрытый мхом и выбоинами оплот — невысокая, закругляющаяся куполом башня с ржавой, но все еще прочной железной дверью. Подросток начал распрягать лошадей, и почти сразу же далеко в горах прогремел ружейный залп. Харас нахмурился, Самана выпрямилась, оставив костер, Курант прижал к глазницам ладони, словно не хотел видеть то, чего не мог увидеть и так, потом вытащил из поясной сумки бронзовые часы, поднял крышку, коснулся пальцами стрелок. Но выстрелы отгремели, и снова наступила тишь. Лошади были согреты, напоены и накормлены, и в котелке на костре забулькала вода. Еще через час десять потрепанных ловчих, десять лучших воинов иши, уцелевших из отправленных в погоню за беглецами двадцати пяти, снова остановились у повозки, чтобы еще раз перетряхнуть мешки и сундуки старика Куранта, а затем отправились вниз на равнину, предварительно прибрав найденные монеты, опрокинув котелок и порубив клинками яркие костюмы и маски, разбив кувшины и проткнув меха. Только после того, как затих стук копыт их лошадей, старик поднял крышку не самого большого сундука, вытащил какое-то тряпье и сдвинул в сторону фальшивое дно. Мальчишка лежал в той же позе, в какой его и положили в укрытие. Он и в самом деле не проронил ни звука.